– Сто процентов. Там так удобно, я устрою себе маленькое гнездышко и поставлю на полки все свои мелочи.

Она притворилась, будто расставляет и поправляет какие-то вещи.

Я рассмеялась. "Место для моих вещей" Джорджа Карлина – одна из наших любимых комедий.

– К тому же я здесь только на два дня, так что ты и забирай большую кровать.

– Ладно.

– Смотри, записка с твоим именем.

Она взяла со стола конверт и передала мне. Я разорвала бумагу и вытащила записку.

«Вода и электричество подключены, так что все удобства на месте. Позвони, когда устроитесь. Хочу сводить вас перекусить. Удачного отдыха. Сэм».

Мы разложили продукты, потом Кэти пошла разбирать вещи, а я позвонила Сэму.

– Ну как, дорогуша, свили гнездышко?

– Мы здесь всего двадцать минут. Она прекрасна, Сэм. Поверить не могу, что это та же самая лодка.

– Всего лишь немного денег и труда.

– Заметно. Ты бываешь здесь?

– Да. Поэтому там есть телефон и автоответчик. Многовато для лодки, но я не могу пропустить ни одного сообщения. Можешь пользоваться.

– Спасибо, Сэм. Правда спасибо.

– Черт, я там не так часто бываю. Кто-то должен на ней пожить.

– Ну, еще раз спасибо.

– Как насчет ужина?

– Я не хотела бы навязываться...

– Да брось, мне тоже нужно есть. Вот что я скажу. Я еду покупать продукты в "Гей сифуд маркет" для какого-то проклятого блюда, которое Мелани собирается приготовить завтра. Давайте встретимся у платформы Фэктори-Крик. Ресторан справа, чуть дальше "Олли", но не доезжая до моста. Там не слишком круто, зато можно попробовать восхитительные креветки.

– Во сколько?

– Сейчас шесть сорок. Как насчет половины восьмого? Надо зайти в магазин и заехать за Гарли.

– При одном условии. Я плачу.

– Ты железная женщина, Темпе.

– Со мной не шути.

– Планы на завтра не изменились?

– Если ты не против. Я не хочу навя...

– Понял. Понял. Ей рассказала?

– Еще нет. Она поймет, как только встретится с тобой. Увидимся через час.

Я кинула сумку на кровать и пошла на мостик. Солнце уже заходило, последние лучи окрасили мир в теплый малиновый цвет, засияли пламенем на воде справа и оттенили белого ибиса, стоявшего в траве. Мост к Бофорту выделялся черным на фоне розового, точно хребет какого-то древнего чудовища, изогнувшегося в небе. Лодки морского города перемигивались с нами через реку.

Хотя день уже сменился прохладным вечером, воздух оставался атласным. Легкий ветерок трепал волосы и укутывал ими лицо.

– Какие планы?

Ко мне присоединилась Кэти. Я посмотрела на часы:

– Через полчаса встречаемся с Сэмом Рейберном и идем ужинать.

– С тем самым Сэмом Рейберном? Я думала, он умер.

– Он и так умер. Наш Сэм – мэр Бофорта и старый друг.

– Насколько старый?

– Старше меня. Но передвигается пока самостоятельно. Тебе он понравится.

– Минутку. – Она ткнула в меня пальцем, в глазах засверкала мысль. – Тот парень с обезьянами?

Я улыбнулась и склонила голову набок.

– Значит, вот куда мы идем завтра? Нет, не отвечай. Конечно, туда. Поэтому я и делала анализы.

– Ты ведь их проверила?

– Поездка в санаторий отменяется, – сказала она, вытягивая руку. – Туберкулезом я не болею.

Когда мы приехали в ресторан, мотоцикл Сэма уже стоял на парковке. Прошлым летом он присоединился к коллекции любимых игрушек из "Лотуса", парусной лодки и сверхпортативного компьютера. Я до сих пор не поняла: то ли Сэм так борется со средним возрастом, то ли пытается вернуться к человеческому обществу после стольких лет жизни с приматами.

Хотя Сэм на десяток лет меня старше, мы дружим уже больше двадцати лет. Познакомились, когда я училась на втором курсе, а Сэм – второй год в аспирантуре. Мы потянулись друг к другу скорее всего потому, что наши жизненные пути сильно различались.

Сэм из Техаса, единственный ребенок в еврейской семье, владевшей пансионом. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, отца убили из-за кассы с двенадцатью долларами. Из-за смерти мужа миссис Рейберн впала в глубокую депрессию, из которой так и не смогла выкарабкаться. На плечи Сэма, помимо учебы в старших классах школы, легла забота о пансионе и матери. После смерти миссис Рейберн, через семь лет, он продал пансион и ушел служить в военно-морские силы. Он был неутомим, зол и ничем не интересовался.

Жизнь в армии только укрепила цинизм Сэма. В лагере для новобранцев его раздражало дурацкое поведение товарищей, он все больше и больше замыкался в себе. Во время операции во Вьетнаме часами наблюдал за птицами и животными, тем самым спасаясь от окружающих ужасов. Его напугало кровавое побоище войны, терзало неимоверное чувство вины из-за собственного участия в ней. Животные в сравнении с людьми казались невинными тварями, которые не изобретают изощренных планов, чтобы убивать себе подобных. Ему особенно нравились обезьяны, порядок в их обществе, способность решать споры с минимальными физическими потерями. В первый раз Сэм на самом деле чем-то заинтересовался.

Сэм вернулся в Штаты и поступил в Университет Иллинойса в Урбана-Компейн. Через три года получил степень бакалавра, а когда мы познакомились, уже работал ассистентом преподавателя по курсу введения в зоологию, на который я и записалась. Студенты знали его взрывной характер, острый язык и раздражительность. Особенно если попадался медлительный или плохо подготовленный ученик. Сэм придирался к деталям и отличался не только требовательностью, но и абсолютной честностью при выставлении оценок за работу.

Когда мы познакомились поближе, я узнала, что Сэму нравятся очень немногие люди, но тем, кто допускался в узкий круг избранных, он становился верным другом навсегда. Однажды Сэм сказал мне, что после стольких лет с приматами он больше не может вписаться в общество людей. Жизнь обезьян показала ему, насколько нелепо ведут себя люди.

Со временем Сэм переключился на физическую антропологию, написал работу в Африке и получил докторскую степень. После нескольких университетов осел в Бофорте в начале семидесятых в качестве ученого, заведующего отделением приматов.

Хотя возраст смягчил Сэма, сомневаюсь, что он когда-нибудь перестанет испытывать дискомфорт от общения с людьми. Не то чтобы он сам не хотел. Очень даже хотел, что доказывает его участие в избирательной кампании. Просто жизнь Сэма протекает не по тем законам, что жизнь других. Вот он и покупает мотоциклы и крылья для полета. Они стимулируют и зажигают, но остаются предсказуемыми и управляемыми. Сэм Рейберн – один из самых сложных и умных людей, которых я встречала.

Его честь мэр сидел в баре, когда мы вошли, наблюдал за игрой в настольный баскетбол и пил светлое пиво.

Я познакомила его с дочерью, и, как обычно, Сэм взял на себя все остальное: заказал диетическую колу для меня и Кэти, новую порцию пива для себя и повел нас в кабинку в глубине ресторана.

Дочка времени даром не теряла: убедилась в своих подозрениях насчет завтрашних планов и засыпала Сэма вопросами.

– Давно вы руководите центром приматов?

– Больше, чем помню. Еще десять лет назад работал на чужого дядю, потом выкупил компанию. Чуть не разорился, но дело того стоило. Ничто не сравнится с ощущением, что ты сам себе хозяин.

– Сколько обезьян живет на острове?

– Сейчас около четырех с половиной тысяч.

– Кому они принадлежат?

– Управлению по контролю за продуктами и лекарствами. Моя компания владеет островом и ухаживает за животными.

– Откуда их привозят?

– На остров Мертри – из исследовательской колонии в Пуэрто-Рико. Мы с твоей мамой работали там где-то в начале бронзового века. Но вообще они из Индии. Резусы.

– Macaca mulatto.

Кэти нараспев выговорила род и вид.

– Хорошо. Где ты выучила таксономию приматов?

– Я специализируюсь в психологии. Большую часть экспериментов проводят на резусах. Знаете, как Гарри Харлоу и его последователи.